Работа за дьявола

Я остался в живых, это правда, хотя не могу ей поверить, настолько она неправдоподобна: разве так бывает, чтобы из многих миллионов мужчин, женщин, детей уцелел один человек?
Читать дальше »
Я остался в живых, это правда, хотя не могу ей поверить, настолько она неправдоподобна: разве так бывает, чтобы из многих миллионов мужчин, женщин, детей уцелел один человек?
Уже два месяца огромный, словно астероид, звездолет цивилизации Крака наматывал виток за витком над Голубой планетой, и все это время его экипаж, так же как и экипажи предшествующих кораблей, безуспешно бился над оптимальным решением главной проблемы.
«Если бы не эти ограничения… — думал капитан БРР, прыгая по рубке управления. — Все дело в том, что даже пальцем нельзя тронуть аборигенов. Проблема перестала бы существовать, лишь только бы мы пополнили атмосферу десятком баллонов с газом „СИ“. Десять баллонов — и они даже через миллион лет не выберутся в космос».
Серёга ехал домой. Серёга ехал в Усть-Белую, небольшое чукотское село, которого не отыщешь на большинстве российских карт. Поводом для этого радостного события стала пандемия коронавируса, событие совсем не радостное, но как говорится кому война, а кому мать родна. Студенту первокурснику отправиться домой после первой сессии — праздник почище Нового года. ВУЗ, в котором учился Серёга закрыли на карантин, на неопределённое время, снимать жильё не выгодно, цены на квартиры резко подскочили, сколько продлится карантин никто толком не знал, поэтому Серёгины родители приняли решение вернуть сына домой.
Давным-давно, когда даже динозавры ещё не вылупились, была в нашей Солнечной системе планета Фаэтон и жили на ней такие же люди, как и мы. Только они свою планету Фаэтоном не называли, а звали её просто — Земля.
Не скажу, что всё у них было хорошо, но и не скажу, что плохо — в общем, всё как у людей.
Аннотация: Проблема высшей меры наказания для отъявленных преступников всегда была очень горячей темой в США. В обществе всегда были как противники принятия высшей меры наказания, так и жаждущие лично расквитаться с убийцами и негодяями. Но как обеспечить индивидуальную месть желающим, если преступник один, а правдолюбцев много? И как предоставить право на месть, если преступник — серийный убийца? Есть простой (на первый взгляд) выход.
Историческая ремарка: Террористи́ческий акт в Оклахо́ма-Сити — террористическая акция, совершённая в Оклахома-Сити (штат Оклахома, США) 19 апреля 1995 года и до событий 11 сентября 2001 года являвшаяся крупнейшим терактом на территории США. В результате взрыва заминированного автомобиля было разрушено административное здание имени Альфреда Марра, погибли 168 человек, в том числе 19 детей в возрасте до 6 лет, и получили ранения более 680 человек. Взрыв разрушил или повредил 324 здания в радиусе 16 кварталов, уничтожил 86 автомобилей и выбил стёкла домов в радиусе 3 миль (4,5 км).
Когда я учился в школе, помнится, накануне девятого мая к нам приводили ветеранов – участников Великой Отечественной войны. Их тогда было немало в нашем поселке. Многие из них еще работали.
Их приводили к нам нарядных, в костюмах, увешанных орденами и медалями, вручали им цветы и вязали на шею галстуки. Вот и в тот раз должны были вместо уроков устроить в школе «День Победы» и привести кого-нибудь из стариков. И те, как обычно, должны были нам рассказать что-нибудь для «повышения чувства патриотизма».
Самый сложный год в финансовом плане пришелся на мои 15 лет.
Денег не было, еды не было.
Осенью на даче мы с мамой накопали два мешка картошки. Это была наша инвестиция в зиму.
Мама отчаянно искала варианты подработки, приезжала домой, разбитая и уставшая, ложилась на диван плакать.
Шаттл с воем зашел на посадку, пробежался по полосе космодрома и замер. Двигатели утихли и на секунду наступила абсолютная тишина. Но она тут же была прервана чпокающим звуком отрывающегося шлюза, падением трапа и топотом ног охраны.
Рослые парни, закованные в динамическую броню, рассыпались вокруг шаттла, ловя на прицел несуществующего врага, и замерли подобно манекенам.
И только тогда на вершине трапа появился тот, ради кого было устроено все это шоу. Мужчина окинул окружающих надменным взглядом, который скользнул поверх голов, будто не замечая людей, и устремился вдаль. Туда, где на краю поля возвышалось здание представительства добывающей компании «Фирс». Его представительства, Дениеуса Хокса.
С каждым днем становилось все тревожнее. В городе появилось много беженцев, с мешками, узелками, некоторые с коровами. Вид у всех был пришибленный. Мгновенно исчезли продукты, появились карточки. Начались бомбардировки. Сгорели Бадаевские склады, также немцы прицельно били по тем местам, где были рынки. Неподалеку от нас была барахолка — по ней тоже досталось.
Помню, вечерело, светило солнышко, а на полнеба был гигантский шлейф черного дыма — от горящих Бадаевских складов. Страшное и дикое зрелище. От такого вида становилось жутко.
(реальная история, участницей которой была персонально).
Давно это было. Году, наверное, в 1989-м, в мае месяце.
В этом славном году все мы закончили университет (Патриса Лумумбы, кто не в курсе)… Кто-то только-только сдал госы, кто-то уже поступил в аспирантуру, а кто-то уже год, как отработал.
Собрало нас всех вместе славное событие – наконец-то женился Сережка Брылёв. Времена тогда были лихие, тотальный дефицит всего и вся. НО!!! Серёга был классным парнем, друзей у него было много (и пригласить нужно было всех), родители невесты состояли на службе в ГорЗдравОтделе города Сочи (соответственно, в средствах стеснены не были), а посему свадьба была назначена в престижном тогда ресторане «Белград» (в конце Нового Арбата).
Мир сошел с ума так быстро, что, пока действует режим ХЗ, не успеваешь вдумчиво пройти все стадии от отрицания до принятия.
Если почитать интернет, то становится понятно, из дома не выходит никто. Кто-то уже две недели, кто-то три, кто-то «А мы с детьми еще на четыре недели раньше сели, чем всё это началось, потому что думаем о ближних, а не сволочи какие-то».
Но, если выйти (прости господи) на улицу, то понятно, что дома не сидит никто. Я про Петербург, если что. Обычная активность с поправкой на закрытое всё, что обычно открыто.
На майские, пили с мужиками пиво. Гришка всякий раз вздрагивал, когда под окнами проносились пацаны на воющих разбитых мопедах.
– Не любишь мотоциклы?
– Не люблю…– признался он.
– ???
– Еще в СССР было. Мне тогда лет десять, не больше. Родители стояли в очереди на «Жигули» и параллельно строили кооперативный гараж. А порядок был такой, – не обзавелся к моменту передачи тебе бокса машиной или мотоциклом – шиш, а не стойло. Вернут бабки, и катись.
Наша очередь на Жигуль была конечно ближе, чем на телефон, но сильно дальше, чем срок сдачи гаража – приходилось покупать мотоцикл.
Прижимистая матушка выделила смешную сумму – ей бы лишь поставить что в бокс, чтоб правление кооператива видело, да бумаги были.
Светало, дорогие друзья. Воздух вокруг лагеря начинал сереть — и за берёзами, за речкой, угадывалась уже всё чётче и резче освободившаяся недавно от снега зябь. Командир, уже поднявшийся и умытый, помедлил немного, а потом поставил на врытый в утоптанную землю дощатый стол аудиокуб и громко врубил побудку.
Палатки сначала будто вздрогнули, а затем зашевелились, и из них начали вылезать туристы.
Анжелика, двадцативосьмилетняя самозанятая индивидуалка, привычно обновляла в интернете объявление о своих услугах. Обычно она кратко писала «Хорошенькая девушка в центре ждёт вас», чего вполне хватало, чтобы пошли звонки от клиентов. Так же она написала и в этот раз, за исключением одной досадной неточности — она умудрилась пропустить одну букву в слове девушка. Но именно эта её ошибка позволила объявлению всплыть по запросу в компьютере супругов Лопаткиных, занимавшихся вопросом улучшения жилищных условий.
Карантин отменили в такой ясный майский день, что эффективный менеджер Василий встал в пять утра и пошел на работу пешком, глупо улыбаясь. Так его радовало все! Во дворе он обнял дворника Фарида, который немало удивился (раньше Вася неизменно ворчал о понаехавших). Автобусы с людьми, следовавшие мимо, вызывали умиление, хотя еще пару месяцев назад Вася неизменно помянул бы недобрым словом мэра, отменившего маршрутки. Все ему нравилось, все. Встретив толпу рабочих, которые меняли брусчатку, Вася прослезился. Их было много, ни на одном не было маски, и они стояли кучно: более трогательного зрелища Василию давно не приходилось видеть. И черт бы с ней, с той брусчаткой.
Серега Петров хмуро натянул маску и стал перебирать висящие в гардеробе светоотражающие жилеты. Красный, желтый, зеленый, синий… Он все время путался в цветовой дифференциации жилетов, потому скосил глаза на листок бумаги, приколотый к стене. «В магаз – желтый!» – было написано на нем, и Серега, взяв желтый жилет, вышел из квартиры.
Он работал электриком в городских «Энергосетях», дежурил сутки через трое, и считал, что ему повезло. В стране работали только предприятия систем жизнеобеспечения, органы власти и силы правопорядка, взявшие на себя обеспечение населения продуктами и услугами, так что не удивительно было видеть в ленте Инстаграма сплошь стриженные под ноль головы – парикмахеры Росгвардии иначе не умели.
В общем, Сереге повезло, он получал зарплату, а не пандемийное пособие, а значит – мог иногда побаловать себя колбасой, сыром и бананами. Впрочем, он, как и все, выбирал гречку и картошку, а сэкономленные деньги предпочитал тратить на алкоголь.
– Гражданин! – раздался оклик.
Забирали по ночам: тихо, деликатно, не беспокоя соседей, всегда — целыми семьями. Просто утром квартиры стояли пустые, с распахнутыми настежь дверями, и кого-нибудь недосчитывались: астрофизиков и слесарей, лётчиков и дошкольников, пастухов и профессоров консерватории, домохозяек и академиков. Возвращались единицы, с головной болью, провалом в памяти и справкой: взяли по ошибке, приносим извинения, память скорректирована из соображений планетарной безопасности.
— В былые дни, — сказал Старый, — были Соединенные Штаты, и Россия, и Англия, и Испания, и Россия, и Англия, и Соединенные Штаты. Страны. Суверенные государства. Нации. Народы.
— И сейчас есть народы, Старый.
— Кто ты? — внезапно спросил Старый.
— Я Том.
— Том?
— Нет, Том.
— Я и сказал Том.
— Вы неправильно произнесли, Старый. Вы назвали имя другого Тома.
— Вы все Томы, — сказал Старый угрюмо. — Каждый Том… все на одно лицо.
Счастье у каждого свое. Главное, в суете жизни не забывать замечать его в мелочах. История писательницы Ольги Савельевой, как и все ее рассказы, напомнит о простых и важных вещах, которыми наполнены семейные будни.
Пока я в командировке, дети на папе. Мы с мужем называем это «тариф с детским креслом». С папой разговор короткий. Если кто капризничает, идет на лишение прав. Прав на мультики.
30.12.2015 Этот рассказ был написан для конкурса «СССР-2061», но там странная премодерация, когда почти все конкурсные работы заворачивают без объяснения причин, поэтому он туда не попал. А вот в канун Нового Года опубликовать его будет вполне актуально…
Алексей широкими шагами шёл по коридорам крупнейшего лунного комплекса Королёв-сити. Он был слегка недоволен, потому что их с Вероникой законный отпуск бесцеремонно прервали, но понимал, что вызвано это было какой-то неотложной необходимостью. Поэтому и торопился.
Наконец, он вошёл в просторный ситуационный центр, уставленный десятками мониторов, непрерывно дающих информацию и картинку из разных мест. Потолок помещения был сделан из противометеоритного стекла, сквозь которое открывался прекрасный вид на Землю.
Бойся Данайцев, дары приносящих.
Рассовывая по карманам монеты, я больше завидовал Генке, чем радовался кладу. Ведь на его куртке карманов было больше. Всего на два, но когда в них складываешь тяжёлые серебряные монеты, «всего два» как-то сразу превращается в «целых два». Тем более что и условие сфинкс обозначил вполне чётко: «Только то, что влезет в карманы».
— Слушаю вас.
Пожилая дама в белоснежном комбинезоне врачебного сектора дружелюбно улыбнулась, демонстрируя два ряда прекрасных имплантов.
— Меня направила к вам медицинская комиссия.
— У коллег есть сомнения в вашем психическом здоровье? Это редкий случай, обычно все легко получают права на вождение звездолета.
— Ничего себе!
Саныч, с кружкой кофе в руке, подошел к окну и застыл в недоумении. На улице творилось странное. Дом напротив был словно нарисован, причем художник экономил на деталях и оттенках. Одни прямые линии, квадратики окошек и балконов. А вот дома вдалеке были видны как в тумане, одни контуры. По дороге, неожиданно ровной с четкой разметкой, полз автобус — прямоугольный, как кирпич, с нарисованными окнами и дверями.
— Вроде не пил вчера, — Саныч потер глаза.
Из дымки в конце улицы выехала машина. Тоже прямоугольная, с нарисованными дверцами. За спиной включился телевизор.
—… Для снижения государственных затрат, — вещал с экрана премьер-министр, — было принято решение понизить настройки графики на территории всей страны.
Закапал как то кран на кухне. Ну капает и капает, мне то что. А жене не всё равно, её раздражает. Кран — кап-кап, жена — замени, замени, замени у него прокладку. Кап-кап, замени, замени, замени, замениии… Плюнул, пошёл, купил, дело то копеечное. Трэш начался дальше.
– А он вообще кто? – Михеев прикурил на ходу, махнул рукой: спичка улетела в сторону скрюченным чёрным трупиком. Редкий снег, выдавленный Господом из серого неба, устроил ей негромкие похороны за пару минут.
– Кто, Развальский? Ну этот… Скульптор он. Большая и малая формы. В прошлом году бюст губернатора слепил, тому понравилось. Теперь в почёте, для обыска ордер получить сходу сложно, нужны обоснованные подозрения, которых нет. Да и что искать? А вот глянуть бы надо.
Дорожка под ногами узкая, но протоптанная почти до земли, то и дело хрустят под подошвами замёрзшие в лёд травинки. Зеленовато-жёлтые, похожие на насыпанное специально ещё с осени сено, так и оставленное зимовать. Но нет, никто руку не приложил, сама трава здесь растёт.
Летом вокруг, считай, лес.
– И что мы у него забыли?
Харин промолчал. Напарнику хорошо, не холодно, видимо. Опять же курево душу греет, да и одет теплее. А вот он спросонья нацепил лёгкую, не по погоде, куртку – теперь мучайся.
– Начальство велело разобраться – вот и работаем. Осмотреть надо мастерскую, – всё же выдавил Харин. – Рядом, получается, к парку почти относится. Может, и сам местный гений видел чего, слышал. Сам понимаешь, дело-то мутное…
Это вот да. Точнее и не скажешь: мутное. Третий труп в парке за неделю. Причём криминала по словам экспертов – ноль. Все трое чистый суицид. Ни пропавших вещей, ни следов борьбы, ничего. Даже телефоны у всех троих остались, по биллингу и нашли после заявлений о пропаже. Двое выбрали сочетание веревки с веткой (а, нет, пацан на ремне умудрился), но они-то мужики, крепыши и трудяги. А старушка вот вены вскрыла. Вены. Куском разбитого зеркальца из собственной косметички. В парке. Ночью, забравшись хрен знает куда в холмы правее центральной аллеи, где уже и не парк вовсе, а почти лес, хоть и негустой.
Мутное дело.
– Заха-а-ар… – театрально протянул я, вальяжно расположившись на диване.
Легкие, быстрые шаги. Она влетела в комнату, склонилась надо мною, ткнула в лицо указательным пальцем.
– Я тебя очень прошу, просто умоляю – без этих шуточек! Ты меня понял?
Кивнул.
– Когда он придет, веди себя как человек, а не как…
Не нашла нужный эпитет.
– Понял, понял.
— Так значит вы говорите, что готовы продать душу? – осклабился Дьявол.
Проповедники переглянулись и рассмеялись.
Утро. Город просыпается. Люди идут на работу, начинает работать городской транспорт.
На остановке горожане ждут трамвай.
— Алло, Вера Степановна? Это вы? У вас всё хорошо? Случилось что-то?
— Здравствуйте, Людмила. Всё пока хорошо, тьфу, тьфу, пока не случилось, но может, если мы с вами вовремя не справимся.
— Да что стряслось-то? С чем справимся? Вы меня пугаете, Вера Степановна.
А я вам так скажу: кто на заводе не работал, тот настоящей эротики, считай, и не видел. Упаси боже, я сейчас не о брутальной гомоэротике кузнечно–прессовых операций. И даже не о низменном животном примитивизме литья под давлением.
В этот раз я о настоящей, изысканной и глубоко символичной камасутре токарно–фрезеровочных работ.
Был в гостях, болтал за столом с одной девицей девятнадцати лет. Девушка с очень богатым внутренним миром, о чем свидетельствовали ее густые и пышные, как у Брежнева, накрашенные брови.
Она жаловалась, что хочет автомобиль и даже сдала на права. Но родители не хотят ей дарить, а сама она только пошла работать и накопить не может. Я говорю, мол, раз работаешь – возьми «Ладу» в кредит, там небольшие платежи будут, справишься. На что она брезгливо ответила: «Фууу… «Лада» – это отстой, вообще. На них только лузеры ездят…»
Удара не произошло. Вообще — ничего не произошло.
Петя открыл глаза. И потрясено выдохнул.
Перевернутая машина висела в воздухе. Над головой — земля, под ногами — небо. Рядом — на пассажирском сидении — оказался худенький мужичонка неопределенного возраста в помятом сером костюме.
Мужичонка посмотрел на наручные часы и сказал:
— Я остановил время. Через полсекунды машина должна была врезаться в землю.
Муж пошел за пивом и вернулся с кульком живых раков. Радостный такой.
– Сейчас,- говорит,- мы их будем варить.
Я говорю:
– Давай сам, я не притронусь. Раки все бодрые, инициативные, клешнями шевелят тревожно и усы топорщат, я такой грех на себя не возьму, живые души варить. Сын тоже отнесся скептически:
– Я, — говорит,- шевелящееся не ем.
Орк разложил стульчик на берегу озера, воткнул короткую рогатку в глинистый слой у кромки воды. Набрал воды в грубо сколоченное ведро и начал собирать удочку. Ветер играет в зарослях камыша вдоль берега, солнце припекает плечи, пытается пробиться через широкополую соломенную шляпу.
Писатель и блогер Олег Батлук пишет обо всем, что окружает его и всех нас: нашу семью, соседей и незнакомых людей, которые встречаются нам каждый день. Некоторые из его рассказов похожи на добрые сказки. Они не только дарят нам приятные минуты чтения, но и помогают не забывать, что все обязательно будет хорошо.
Порой мы даже не задумываемся, а ведь «мама — это самая дорогая роскошь в мире». Эти слова принадлежат Омару Хайяму, их вынесла в качестве эпиграфа к своему рассказу «Настоящая мама» Наталья Шашлова. Эта история о детдомовском мальчике, который до последнего надеялся на чудо, и оно произошло.
— Алло, это бюро находок? — спросил детский голосок.
— Да, малыш. Ты что-то потерял?
— Я маму потерял. Она не у вас?
Когда Андрюша был маленький, он подслушал у взрослых нехорошее слово на бувку «Б». Его сказал папа, когда ударился мизинцем об шкаф.
Андрюша стал охотно употреблять его в речи.
Какой-то скрежет, визг. Грохот. Изо всех сил зажимаю уши.
Тишина. Внезапно наступившая и такая странная. Как будто оглушающая. Да-да, именно так – оглушающая тишина.
Открываю глаза, опускаю руки.
Я в офисе. На вид – самом обычном. Иду по коридору к предпоследней двери справа. Почему-то уверена что мне нужно именно туда.
История реальная, произошедшая с моей знакомой по имени Пола, рассказанная мне ею же самой. Живем в штатах, я в Индиане, она в соседнем Иллинойсе. Ее родня — мои друзья. Она — заядлая рыбачка, ещё с детства рыбачила вместе с дедушкой. А когда дедушка умер, то в завещании оставил просьбу развеять его прах над этим озером. И так как дедушкин домик у озера достался по наследству Поле и она была очень близка с дедушкой, то эту миссию поручили ей.
Работал я в нулевых сборщиком кухонь и шкафов-купе. Работа была весёлая, да и мы с напарником " молодые, задорные". Устраивало всё. Быстрые деньги, дополнительные работы за отдельную плату. В общем неплохо было для 2-х молодых мужчин. Замечу что опыт и мастерство уже были наработаны. Конечно с «42» этажа я вижу, что это были 2 распиздяя. Но всегда делали на совесть — не стыдно ни тогда, ни сейчас. Рекламаций не было.
Давайте про Новую Зеландию. Ее символ — птица киви.
Так вот киви — это хуй пойми, кто. То ли птица, то ли зверь, то ли растение, а то ли вообще гриб. Судите сами.
Хвоста у нее нет. Вообще. Как явления. Только жопа. Крылья есть, но крошечные, 5 см всего. Конечно, киви не летают. Зато у них есть длинный клюв с ноздрями на конце. Вы видели птицу, у которой ноздри на конце клюва? Вот. К тому же, на ебле у киви растут усы. Вибриссы, как у кошек.
Мороз сидел в гостиной своего дома и смотрел на языки пламени, облизывающие стены камина. В комнате царили приятный полумрак и долгожданная тишина. Сегодня выдался суматошный день — тот самый волшебный день в году, когда все дети получают подарки.
Неожиданно дверь распахнулась и на пороге появилась белая фигура его неизменного помощника — Снеговика. Мороз бросил мимолетный взгляд на вошедшего и снова уставился на огонь, подперев рукой подбородок, обрамленный пышной седой бородой.
— Нашел? — сдержанно спросил дед, хотя в его голосе были слышны нотки раздражения.
Снеговик вздохнул и мотнул головой из стороны в сторону.
— Нет.
— Я не удивлен.
Мороз оперся руками на подлокотники кресла и, наклонившись вперед, поднялся на ноги. Закинув руки за спину, он прошелся по гостиной, о чем-то размышляя. Его движения были слегка неестественными — вместо того, чтобы повернуть голову, Мороз поворачивался всем телом. Наконец он остановился и внимательно посмотрел на Снеговика.
— Зато я нашел причину своего недуга, — произнес Мороз, глядя в глаза своего помощника, — теперь я знаю, почему мне продуло шею, и почему я теперь передвигаюсь, как голодная цапля.
Снеговик покачал головой, выражая этим жестом свое сочувствие.
— Все дело в возрасте, дед. Я слышал, что на старости лет такое случается часто.
— В самом деле? — поморщился Мороз.