
К комиссару партизанского отряда имени 26 бакинских комиссаров вводят невзрачного человека. На нем вылинявшая ситцевая рубаха в полоску, пестрядинные порты и опорки. В руках он мнет изжеванную кепку.
– Как фамилия?
– Плискунов. Митрофан Плискунов.
– Полицейский?
– Чаво?
– Полицейский, спрашиваю?
– Я–то?.. Не–е… Я из охраны…
– Чего охраняешь?
– Чаво?..
– Ты что дураком прикидываешься? Отвечай толком на вопросы. Что, где охранял? И от кого охранял?
– Дак мы здешние, хуторские. Оно известно, у кого хлеба хватат, тому и нужды нет идти на службу. А как у нас не хватат, ну и мобилизовался, значит, по охоте, из–за хлеба, значит, в охрану. Путейскую охрану. На железной дороге.
– Винтовку дали?
– Чаво?.. Извиняйте… Известно, дали.
– Патроны?
– Десять штук.
– Полицейскую повязку тоже дали?..
– Полицейскую?.. Не… Вот эту дали.
Он вытаскивает из кармана замусоленный нарукавный знак. Эрзац–репс, на котором сквозь грязь и пыль проглядывают такие же грязные слова: "Шуцманншафт. Выгоничи".
– Что же ты очки тут втираешь? Значит, в полицию поступил, да еще и добровольно.
"Шуцман" мнет в руках замусоленную тряпку и затем в недоумении поднимает глаза, невинные глаза дурака.
– Поступил… Мобилизовался, значит, по собственной охоте, потому как дома жена, деток трое, а хлеба нету… – и он разводит руками.
– Сколько же тебе хлеба обещали?..
– Говорили, после войны дадут по двадцать пять га.
– А сейчас?
– Обещали до тридцать кил на месяц.
– А давали?
– По шашнадцать, а с прошлой недели по двести грамм стали давать.
– Не жирно кормят.
Читать дальше »